Когда мне становится совсем паршиво, я всегда читаю стихи, обязательно вслух. Позавчера моей боли хватило на ВВМ, Ахматову и Цветаеву наизусть по дороге и целое "Облако в штанах" дома перед тем, как уснуть.

ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫМ ЛУЧШЕ НЕ ЧИТАТЬ.

Я просыпаюсь в 15:10 от звонка. Вставатьне хочется вовсе, потому что я знаю, что меня сегодня ждет. Но пора.
Дохожу до комнаты, которая по метражу меньше, чем моя кровать. Сажусь. Вода в туалете становится красной, а меня сводит сильным спазмом "там". У меня паническая боязнь крови, поэтому перед глазами тут же пелена, тошнит и кружится голова. Бу спрашивает: пришли? "А по мне ещё не видно?" Наклеиваю согревающий пластырь, наливаю на кухне чай и ложусь на кровать, обнимая медведя. Меня хватает минут на 5. Прохожу мимо буду с радостным "я блевать". "Но тебе же нечем!" Да, я не ела часов 18, но разве мой организм это волнует? После 8 безнадежного плевка засовываю два пальца в рот, но вот незадача - у меня отсутствует рвотный рефлекс. Я каждый день чищу язык и то-о-чём-вы-подумали тоже присутствует. Напиваюсь водой из-под крана, держу её во рту и не могу проглотить. Наверно, так чувствуют себя больные булимией. Организм выделяет мне немного желчи и меня отпускает. Чищу зубы и ужасно хочется кушать. Ем пудинг, вафли, киви и кусок яблока. Пишу подруге, что сегодня никуда не выйду. Пластырь греет, боль терпимая. "Надо же, как с легко отделалась в этот раз!" Было такое, что я час то сидела на туалете, то стояла на коленях рядом с ним. И не один раз было.

Где-то в шесть встаю в туалет. Всегда хочется по-большому. Всё в порядке, можно наконец-то использовать тампон, с ним проще. Проходит несколько минут, как низ живота сводит ужасной болью. Эту боль я не могу описать никак. Разве что если вы когда-то бегали до боли внизу живота. Так вот, она в тысячу раз сильнее. Думаю о таблетке и сразу подкатывает тошнота. Ясно, обезболивающее не спасет. Ещё раз прихватывает живот. Сижу на туалете. Адская боль. От вида крови снова туман в голове. Потом я понимаю, что "прихватило" и сверху, и снизу. Сижу. Ничего. Зато тошнота подкатывает так, что, открыв дверь туалета в желании выйти, я снова захожу обратно. Сажусь на ванну. Боль такая, что начинаю выть и задыхаться. Мокрая от проступившего пота. Валюсь на/в раковину. Думаю о том, что когданибудь сниму это на видео. Говорю себе: дыши, идиотка! Потому что дышать уже невозможно. Весь воздух забрала боль. Перед глазами совсем темно. Сажусь на коврик на полу, голова к стиральной машинке. Единственная мысль - вот бы СДОХНУТЬ. Чтобы это уже закончилось. Ещё несколько минут агонии, которые кажутся часом. Выхожу из ванной с мыслью о пакете рядом с подушкой, дабы не бегать больше.

Ложусь в кровать и, чтобы отвлечься от этого Ада, пишу этот пост. Боль тихо отступает, чтобы потом прийти снова. И мне хочется убить каждого, кто говорит, что с преувеличиваю, что всем больно и надо терпеть. Особенно свою бу, на чьих глазах это происходит, а она говорит: раз что-то делаешь, значит, не болит. Я не знаю, куда бежать от этой боли. Я готова уже обречь себя на пожизненный курс гормональных, но очень хочу здорового ребенка. Мне обидно, что меня никто не понимает, не верит. Однажды я попрошу того же М снять всё на камеру и запущу это в интернет, как бы противно ни было. Пусть знают.

Неужели человек может правда так странно любить? Неужели я никогда не стираюсь из сердца тех, кто хотел мною обладать? Почему спустя полгода-год-три и даже пять я всё ещё получаю их сообщения? И почти-никогда не могу просто стереть, из жалости, что ли?
Я пишу большие тексты с "прощай" в конце, но продолжаю диалог до последнего для меня слова и пишу уже "бывай". Кто я? Альтруист? Мазохист? Что мне делать, если я и правда найду письмо от руки в почтовом ящике?

Мне по стилю вечно хочется не "как лучше", а "как раньше". Та Дашер в марте, в сентябре, год назад, два, четыре - она умница, она писала. В моём Сейчас я, кажется, не пишу никогда.

Сворачиваюсь котенком под одеялом-без-пододеяльника и одеялом-лень-поправить-пододеяльник. Обнимаю Юппи. Юппи никогда не обнимает меня, хотя М возлагал о письме надежды, что каждую ночь. Юппи мал, стар и вообще он медведь. Уже-не-белый и трогательно потрепанный жизнью настолько, что кажется, он у меня не с 13, а с 3 лет. Икеевский шар горел всю прошлую ночь, тревожно. Х - спонсор моих бессонниц. И он же - поставщик прекраснейших снов. Х сегодня снялся с наряда и уснул в 22:30, не дождавшись ответа.

Капятая признается в ЖЖ, что влюблена в меня. И я ума не приложу, что с этим делать.

Забавная, кстати, картина, оказывается: все негодующие, что их удалили с саммера, сливаются на тейсти и ноют об этом там. 416 записей по запросу "саммер". 449 по запросу "summer-breath". Минимум 50 (!) со словами "удалили" или заблокировали".

Буду восстанавливать дни по перепискам.

Я просто счастлива, что он у меня есть, мой М. Звучит ужасно эгоистично, но это правда.

Когда я ехала туда ко времени, среднем между двумя и тремя, я не надеялась, что пройду хотя бы КПП. Я готова была плавится на солнце с мороженым, купленным принципиально для этого. Меня впустили за ворота сразу, как я назвала его фамилию. Мороженое умерло через час, растёкшись белой лужей по столу, я похоронила его в ближайшей урне, хотя следовало в самом начале ожидания отдать дежурному: не к добру это, когда сразу пропускают.

"Комната ожидания", как я её для себя называю - это такой улей. Туда слетаются мамаши, папаши и маленькие дети, чтобы привезти обеды первое-второе-домашний-торт; и друзья на поржать - "лошаара, ну как ты тут, в армии?". Неважно, господа. Точно говорю, неважно. М служат в очень престижном полку, возможно, одном из лучших в России. У них предусмотрена культурная программа музеи-театр-выставки, но запрещено читать. Не уставом запрещено, просто нельзя. Книги, письма и фотографии хранить в тумбочках можно. Читать - нельзя. Как хотите понимайте. Телефоны не дают вообще, на плацу был показательно разбит пятый айфон. Какой придурок догадался взять его с собой в учебку - непонятно. Первые две недели обстановка смахивает на военизированный пионер-лагерь "Рукодельница": все едят, спят и подшиваются. Блатные с трудом держат в руках иголку, везунчики вроде М из простых смертных всё ещё не могут прийти в себя от счастья, что они служат в центре Москвы.

Час двадцать я читаю журнал, потом голос в телефоне неверно называет меня по фамилии, я пугаюсь. что из колледжа, там переспрашивают: "Девушка М?" "Да!" - радостно отвечаю я. "Сейчас придёт". Ещё двадцать минут читаю свежий номер "Русского репортёра" и вот он, момент истины. М тихо заходит со спины и садится напротив. Стол стоит у самого входа, но я никуда не пересаживаюсь, потому что он родной: я отвоевала его полтора часа назад, затем стулья, потом протирала влажной и сухой салфеткой от потёкшего мяса наглой тётки и от эскимо, потом ещё рубашкой своей протёрла, пока всё раскладывала. Мы со столом уже одно целое, меня никто не замечает за всё то время, что я за ним сижу.

Я отчитываю М за вчера, говорю-говорю-говорю, пока потом претензий/проклятий/ультиматумов не иссякает. Он смотрит на меня виновато и почему-то снизу вверх. Отвечает только на магические слова "полгода", поздравляет. Совсем не то, что мне хотелось бы услышать. Абсолютно. Но я выговорилась, успокоилась, всё-хорошо, вдох-выдох. Мне не хочется плакать и я не нервничала ни минуты. Когда он сел, я посмотрела на телефон, было 16:03. Я приехала в 14:20.
- Меня спрашивают, сколько до дома, а я отвечаю "40 минут".
- А в днях считаете?
- Неа. Понятия не имею, сколько там осталось.
- Триста сорок восемь или семь. Я хотела крутую фишку с обратным отсчётом, но поняла провальность идеи: сама не осуществлю. Вернёшься, будет считать вместе.
Рассказываю про Мосфильм, про ночные переписки с Х и его утвердительный ответ. Возмущается, проглатывает все подколы, всё пытается обнять. В пять с копейками у меня сносит крышу в три раза больше, чем ночью, поцелуи обрываются на двух минутах, я чуть не рву свои же колготки. Тяжело дышу в любимую ключицу, сейчас закрытую наглухо формой. Прижимает к себе. Ещё целует, очень нежно. С губ срывается стон. Впиваюсь ногтями в его руку. Всхлип. "Мне так тебя не хватает". Во мне океан нежности, страсти, заботы, который разливался по планете полгода и сейчас снова сосредоточился у самого ядра. Меня разрывает, мне плохо, больно. Как это словами? Я в тумане, в прострации.

Пора на ужин. Выходим на улицу, ещё целуемся. Все уже построились. "М, стройся", - задорно кричат ребята. "Стройся", - толкаю его в бок, потому что спина уходит из-под моих рук и вот уже его руки поднимат меня и тащат в сторону ребят. "Придурок, я же в юбке", - смеюсь, одергиваю короткую чёрную, ребята улыбаются уже на ходу. Догоняет их и машет рукой. Я счастливая обхожу лужи на территории. Едва вышла за ворота - дождь. Я дважды приезжала с зонтом, а сегодня без. Жду трамвая у обочины, руки крестом на груди, останавливается красивая большая машина, но я машу руками - не надо - подожду ещё.