пора уже написать о том,
как, когда болею, крадусь на кухню за молоком,
подогреваю его с медом и бью по боли глотком.
это сладко и тепло, хорошо помогает уснуть,
главное - как можно аккуратнее шагнуть
через порог, пес прислушивается: о ком
темнота шуршит и чьими стопами?
а, это ты, в голубой пижаме,
что ж, проходи, только с тебя завтра кость.

я в зеркале мистичнее, чем ночной гость,
я беззаботная эмигрантка в теплой Панаме,
где ищущий всегда найдет. я полуночный взлёт
ракеты в космос, я бессонней тайлера,
полуночник-подросток, кидающий слов горсть
на публику: смотрите, как мне идет!
смотрите, на часах начался обратный отсчет!
спящий навряд ли такие приобретет.
смотрите, я научилась писать по слогам!
пока плоховато, но для новичка сойдет.

я душераздирающей крик, пьяная драка,
сама себе и антоним, и аналог,
сама себе и актер, и зевака,
любуюсь, как жалок мой двойник,
когда дрожащей рукой выключает ночник
и желает мне сладких самых.

d.marsova
9nov11

Ночью мне, вроде бы, не хватает общения. Я сижу в Супе, Совпаде, в анонимном чате на Некто. С кем-то беседа длится пару часов, с кем-то пять минут. Некоторые добавляются вк, чтобы остаться там висеть: я уверена, эти люди тоже пойдут на поиски новых. Они - использованные. Я - использована. Мы - сломавшиеся разговорники, мы - словесные проститутки на одну ночь. Не нужны друг другу после состоявшегося диалога. Смотришь наутро на имена в списке и тошно становится. Потому что я всё понимаю и предупреждаю даже, что это бесполезно, что даже если ты будешь у меня в "друзьях", мальчик, я тебе не напишу. Но жму "добавить", и там у него высвечивается на экране подтверждение. Я не могу даже сказать, какой это сорт иллюзии, настолько всё очевидно.

Когда мне становится совсем паршиво, я всегда читаю стихи, обязательно вслух. Позавчера моей боли хватило на ВВМ, Ахматову и Цветаеву наизусть по дороге и целое "Облако в штанах" дома перед тем, как уснуть.

Я просто счастлива, что он у меня есть, мой М. Звучит ужасно эгоистично, но это правда.

Когда я ехала туда ко времени, среднем между двумя и тремя, я не надеялась, что пройду хотя бы КПП. Я готова была плавится на солнце с мороженым, купленным принципиально для этого. Меня впустили за ворота сразу, как я назвала его фамилию. Мороженое умерло через час, растёкшись белой лужей по столу, я похоронила его в ближайшей урне, хотя следовало в самом начале ожидания отдать дежурному: не к добру это, когда сразу пропускают.

"Комната ожидания", как я её для себя называю - это такой улей. Туда слетаются мамаши, папаши и маленькие дети, чтобы привезти обеды первое-второе-домашний-торт; и друзья на поржать - "лошаара, ну как ты тут, в армии?". Неважно, господа. Точно говорю, неважно. М служат в очень престижном полку, возможно, одном из лучших в России. У них предусмотрена культурная программа музеи-театр-выставки, но запрещено читать. Не уставом запрещено, просто нельзя. Книги, письма и фотографии хранить в тумбочках можно. Читать - нельзя. Как хотите понимайте. Телефоны не дают вообще, на плацу был показательно разбит пятый айфон. Какой придурок догадался взять его с собой в учебку - непонятно. Первые две недели обстановка смахивает на военизированный пионер-лагерь "Рукодельница": все едят, спят и подшиваются. Блатные с трудом держат в руках иголку, везунчики вроде М из простых смертных всё ещё не могут прийти в себя от счастья, что они служат в центре Москвы.

Час двадцать я читаю журнал, потом голос в телефоне неверно называет меня по фамилии, я пугаюсь. что из колледжа, там переспрашивают: "Девушка М?" "Да!" - радостно отвечаю я. "Сейчас придёт". Ещё двадцать минут читаю свежий номер "Русского репортёра" и вот он, момент истины. М тихо заходит со спины и садится напротив. Стол стоит у самого входа, но я никуда не пересаживаюсь, потому что он родной: я отвоевала его полтора часа назад, затем стулья, потом протирала влажной и сухой салфеткой от потёкшего мяса наглой тётки и от эскимо, потом ещё рубашкой своей протёрла, пока всё раскладывала. Мы со столом уже одно целое, меня никто не замечает за всё то время, что я за ним сижу.

Я отчитываю М за вчера, говорю-говорю-говорю, пока потом претензий/проклятий/ультиматумов не иссякает. Он смотрит на меня виновато и почему-то снизу вверх. Отвечает только на магические слова "полгода", поздравляет. Совсем не то, что мне хотелось бы услышать. Абсолютно. Но я выговорилась, успокоилась, всё-хорошо, вдох-выдох. Мне не хочется плакать и я не нервничала ни минуты. Когда он сел, я посмотрела на телефон, было 16:03. Я приехала в 14:20.
- Меня спрашивают, сколько до дома, а я отвечаю "40 минут".
- А в днях считаете?
- Неа. Понятия не имею, сколько там осталось.
- Триста сорок восемь или семь. Я хотела крутую фишку с обратным отсчётом, но поняла провальность идеи: сама не осуществлю. Вернёшься, будет считать вместе.
Рассказываю про Мосфильм, про ночные переписки с Х и его утвердительный ответ. Возмущается, проглатывает все подколы, всё пытается обнять. В пять с копейками у меня сносит крышу в три раза больше, чем ночью, поцелуи обрываются на двух минутах, я чуть не рву свои же колготки. Тяжело дышу в любимую ключицу, сейчас закрытую наглухо формой. Прижимает к себе. Ещё целует, очень нежно. С губ срывается стон. Впиваюсь ногтями в его руку. Всхлип. "Мне так тебя не хватает". Во мне океан нежности, страсти, заботы, который разливался по планете полгода и сейчас снова сосредоточился у самого ядра. Меня разрывает, мне плохо, больно. Как это словами? Я в тумане, в прострации.

Пора на ужин. Выходим на улицу, ещё целуемся. Все уже построились. "М, стройся", - задорно кричат ребята. "Стройся", - толкаю его в бок, потому что спина уходит из-под моих рук и вот уже его руки поднимат меня и тащат в сторону ребят. "Придурок, я же в юбке", - смеюсь, одергиваю короткую чёрную, ребята улыбаются уже на ходу. Догоняет их и машет рукой. Я счастливая обхожу лужи на территории. Едва вышла за ворота - дождь. Я дважды приезжала с зонтом, а сегодня без. Жду трамвая у обочины, руки крестом на груди, останавливается красивая большая машина, но я машу руками - не надо - подожду ещё.

А потом наступает момент, когда выворачивает ото всего: от чужих статусов, страстей, сигарет; от удач и провалов; от правды и лицемерия. Просто ото всего подряд. Когда до двух пишешь человеку, потому что "давай добьем мои 7% зарядки на телефоне?, и ты согласилась ещё в полночь, уже зная, что не уснешь до четырех. Когда некогда-и-уже-никогда-близкие пишут хором обидное, а тебе смешно просто в голос - ну когда уже успокоятся и забудут? - и ни разу не стыдно об этом, потому что ни злости, ни обиды, ни осадка, ничего. Потому что дежурное "ну как ты там" - это не открыть душу для плевка, это бросить между делом и забыть, зная, что не будет больше ни добра, ни случайностей. Когда кровать - не "круто, какая большая, я поширине умещаюсь полностью", в прямо символ одиночества, заваленный по трети одеждой и техникой. Когда начинаешь забывать всё счастье, что обрушилось тогда лавиной, занесло, а теперь снег - не пушистое одеяло, но холодный скользкий покров. И мне кажется, я падаю.

М вчера сказал: "Я думал, ты не приедешь". А у нас полгода, представляете. Плевать, что он не помнит, плевать на купленные сладости-молоко-пепси, отданные дежурному по доброте душевной, плевать на платье-коса-синие-ресницы. На час у ворот. На физическую боль. Это можно простить. Но отсутствие звонка с предупреждением приехать пораньше - нет. Нельзя. М снова заставляет меня плакать. Очередной механизм сломался, хороните.

Я бегаю по страничкам старых знакомых. друзей и "любовей", мне тошно. обидно и вдохновенно. Передо мною сотни историй. сразу же. от одного взгляда мельком на его руки/её глаза/их волосы. Это не лечится. не проходит с годами, не стирается. Мне хочется вывернуть наизнанку себя всю. но рассказать, не раскрывая рта. Как же так, столько моментов кануло в Лету. Я отчаянно перебираю все его старые ники и натыкаюсь на удалённое дневники. Я могла бы набрать её адрес в посковой строке. но либо она там уже не живёт, либо мне на душе станет так предельно паршиво от рифм. что пожалуй-я-обойдусь. У меня клокочек в груди. внизу живота. у горла ком от-слёз-ли-?, мне не по себе и не по-кому-то-ещё даже. я частично не существую, меня давно убили. Эта чертовщина длиться до тех пор. пока не становится некуда идти. пока вереница уже чужие он-она-они не иссякает. И тогда горько/стыдно/дрожь берет. муражки по щекам. Хочется включить какую-то песню из прошлого, но сердце не помнит. У меня не йокает даже на "Крыльях" Наутилуса, даже на "Земле МиМ, даже на "Одинокой птице", "Неве", ни на чём. Неужели я когда-то перестану плакать на "Весне" Дельфина. Невозможно. Но так и будет. Мысли отпускают мою больную голову.
Нескладно, не в рифму,
Живая гордость стоит
И задумчиво смотрит на рифы.

Меня М отчитал: зачем ты заставляешь незнакомых людей улыбаться? Мы гуляли и гуляли, и ещё чертову вечность провела бы на мосту с музыкой телефона, пепси и шоколадом. Никогда не отпускаю вёсны, они со мной как одна. Все песни, мысли и кент, курящийся так легко. "Отведи меня, пожалуйста, к мосту. Ближе. Ближе. Здесь я дышу".

Какого же было моё удивление, когда я впервые поняла, что мне нравится моя жизнь. Что я обожаю свой характер и мирюсь со внешностью. Что я не буду ничего менять. Ни за что. Я это /люблю/. Это единственное, что у меня есть стоящего. Мой характер-дрянь, который все ненавидят. Вот ирония. Я никогда не узнаю, как отнеслась бы к этому мама, но хочу думать, что она бы меня любила. Я осознаю, что не просто не думаю о ней, а запрещаю себе думать о ней. Запрещаю любое "бы", от этого на сердце очень тяжело, такие гири! Мне люди нужны очень косвенно. Мне нужно быть нужной. Как и почти-любому из нас. Но не больше. Я рассказываю все свои теории М и до меня наконец-то доходит, почему так легко с D: ему просто /всё равно/.

Впервые за всё пребывание тут меня волнует, не читает ли меня кто из знакомых. Я не умею прятаться. И не хочу. Всё, что я говорю, может быть использовано против меня. Благо, я не собираюсь становиться карьеристкой, а М знает обо мне всё. Я давно не писала о М, всё "мы" да "мы". Я говорю меньше, чем хотелось бы. Моя история рушится, превращается в поток названий фильмов. Ещё один - "Отступники", снова ляжем спать, не досмотрев. Я обновляю саммер и контакт, зная, что мне никто не напишет. Мне некому писать. Потому что я не хочу никого слышать. Мне хватает М. Мне его /достаточно/, как сказано в одном из недавно просмотренных. И это страшно. Потому что дальше идти некуда. Только вот я могу М чувствовать так, что словами не передать, тот самый Космос (открывшись через секс, он перешел на сторону Нежности и остался), когда /мы одно/, а могу не чувствовать. И это меня убивает. Мне уже мало 24/7, того, что мы вместе. Мне нужно быть им. Чтобы он был мною. Полное /мы/. Впервые я понимаю, зачем люди тонут в бетоне и даже хочу так же. Это не прихоть, это необходимость. Утонуть друг в друге, пока мы себя не исчерпали.

мне бы ему пироги-сюрпризы печь,
а он домой приходит к неубранной квартире,
немытой посуде, непричесанным моим волосам
и побитому выражению глаз.
у меня на каждое "сейчас" по сотне драм,
по сотне оправданий, чтобы его не беречь,
мол, милый, ты меня знаешь - берегись сам.

ему бы на каждую мою истерику по пощечине
и расчёт окончен, сиди девочка, не хнычь-ка,
скоро любовь будет только по почте,
позже будешь скулить, идя к части по обочине.

мне о нём даже не пишется, не воется,
мне с первого дня предельно ясно всё.
любая мелочь скроется за огромным счастьем,
любое ненастье - справимся,
любая катастрофа - переживём.

так почему иногда слёзы ручьём?
почему в подушку сотни колких фраз,
в уме тысячи нескладных рифм,
чтобы выйти в море и сразу - на риф?
чтобы ни шагу в огонь - сгорим?

девочка, ты же была зажигалкой своего века,
ты первая танцевала на дискотеках,
ты собирала призы по всем конкурсам и ёлкам,
девочка, спрячь свои иголки.
тебя любят,
чёрт возьми!

а толку?

d.marsova
5apr13

Земфира - Мы разбиваемся (минус)
Впервые разбила на строки.

мы не увидимся и через полгода,
поверь, уж я устрою.
этот день, который на восемь не делится,
суббота или воскресенье, он будет последним.
я спрашиваю как у тебя там, на личном погода,
а у меня истерика, хоть повеситься,
нет, тебя никак не касается,
это душа сама по себе мается, с жиру бесится.
я же говорила, ты моя галлюцинация,
побочный эффект, дурное воздействие,
когда я допишу свою sis, в ней будут такие иллюстрации…
а, впрочем, ты не увидишь. не надейся.

я тебе взахлеб пишу, ты буквы глотаешь ненасытно затем.
я твое сердце выпотрошу и потушу,
и вложу обратно в грудную клетку, живому взамен.
у тебя там кто-то живет, я знаю,
кто-то обитает обывателем, пусть кушает и не давится,
только сахар сначала, как противоядие,
впрочем, такие не едят сладкого.
у них кисти хрупкие и нервы слабые,
они на сигареты, как ты верно заметил, срываются.
нет, я не намекаю, просто знаю одну такую и её повадки.
моя пародия - идея провальная,
мы люди бывалые, невооруженным взглядом все ясно нам,
твое доброе утро, оно пойдет по рукам,
оно там ключевое, главное,
пока не будет опять фатально, всё тебе.
всё тебе. и всё по местам.
как же это всё непросто дается.
кому сложно - я свою легкость отдам.
и с тобой поделюсь…

с ней ты весной не надышишься.
помнишь, у одной хорошей там…
от тебя немыслимо много пишется.
жалко, что фактически не живется.

d.marsova
25march11

а вы знаете сколько приходят сюда писать не_бытовуху?
вроде "у него наушники на шее, у меня ошейник,
его зовут мальчик-интроверт, меня девочка-отшельник,
глаза у него изумрудные, у меня сапфировые". правда, милые?
и ведь пишут действительно. только на талант будто абонемент две недели,
а потом про то, как родители надоели, что лучшая подруга шлюха,
что денег не хватает и на чьей бы поудобней устроится шее…
и так проходит еще две недели. а потом они заходят в дневник и ойкают,
кто же все это писал, не мое ли это фото за барной стойкой,
кажется, я украла чей-то стих и требуют оригинал.
и это не тот случай, швырнуть в окно и забыть,
это не выбросить, не спалить, не утопить,
это место, где не устают хвалить, но устают говорить правду,
да и кому оно надо? говорят, без нее лучше жить.
так вот, про девочку-которая-хотела-сапфировые-глаза,
кто сказал, что ей тут нельзя? кто сказал что она не останется?
останется, только она не красавица и глаза у нее серые,
а у него… а его вообще не существует, он живет ее верою.

d.marsova
30aug10

Я часто думала о том, почему у других людей красивые истории, и страстная любовь, и верные друзья, и всегда есть, кому звонить и к кому бежать. И где-то год назад до меня дошло: это чертово умение всё преподносить как хочется, воспринимая как данность.

Вот есть у тебя камушек. Маленький. Серенький. Сжимаешь в кулачке, едва чувствуешь, никого ты им не заденешь даже, разве что кошку, но кошку жалко. И вот ты находишь конфетный фантик и заворачиваешь в него камушек. Теперь все думают, что у тебя конфета. Теперь у тебя есть оружие посильнее - чужая зависть. Ты набираешь ещё камушков и ещё фантиков. Ты сам становишься большой и сладкой фальшивой конфетой. Не можешь никому раскрыться, не можешь ни с кем поделиться. Твоя жизнь - сплошной праздник, а в душе тебе очень паршиво. Но об этом ты тоже скоро научишься писать красиво, гипотетически, будто это никогда не случалось с тобой.

Я перестала завидовать людям. У меня своя история, я пишу её, как могу. Она скучная и правдивая. Пусть. Как же приятно ныть, если бы вы знали.

Долгое доброе утро. М пытается протиснуться между балконной дверью и подоконником, я, завернувшись в одеяло, перечитываю посты за последние три дня и удивляюсь сама себе, я давно /так/ не писала. М берет тапочки, все в снегу, относит в ванную.
- Прикинь, там девочки внизу, лет по восемь, слушают RHCP, с телефона!
Я улыбаюсь.
- Слушай, а почему ты тогда написал мне, "так тебя никто и никогда любить не будет"?
- Ну, нужно же было сказать какую-то гадость.
- Это не гадость. Совсем нет. Это значит, что ты меня безумно любишь и я всегда смогу вернуться.
- Ну… Просто… Там много всего.
М бормочет набор слов. И бодрым голосом:
- Я сейчас зубы почищу и тебя обниму.
- Ты обещал ответить на любой мой вопрос. Отвечай.
М выглядит пойманным на чем-то неловком. Машет руками, формулирует мысль.
- Просто и ты знаешь, и я знаю, что даже если бы мы расстались, я бы принял тебя после армии, что бы ни было между.
Мне плакать хочется. Как всегда хотелось пару месяцев назад от любой милости. Сегодня я его чувствую, целиком и полностью, необъяснимое родство наших душ. Сегодня я счастлива.

привет, пап. эту неделю я алконавт.
это значит, что сплю от пяти до пяти,
это значит, меня можно найти
только в баре, часов с десяти.
пап, там друзья вечно спорят, кто из них прав,
там музыка, шум, гам, немолодые девушки в хлам,
оттуда всегда можно уйти, но куда идти?
и зачем идти, если днем все по делам,
а ночью все до жути рады мне,
ночью есть, что вместе делать нам.

пап, ты же тоже был молод и показывал нрав,
я самоуверенная, самодовольная, сплошное "сам",
говорят, людей притягиваю, едва узнав,
говорят, горе от меня, и смех, и сумбур, так.
но где же счастье тогда, пап, если не во мне?
где оно? как не прогадать в цене,
если все сокровища мира к твоим ногам,
а душа рвется к чужим берегам,
и ни конца, ни края мыслям безумца в пути.

пап, куда идти и зачем идти?
что, если счастье идет по пятам?
что, если оно отстанет/заблудится/забудет стрелки перевести?
может, оно ищет меня по всем городам,
по странам, материкам, полуостровам,
может, оно уже умерло у меня внутри,
а я не спешу хоронить, не хочу звонить во все колокола,
не паникую, спокойная, как удав,
руки сложив, преданность счастью предав,
сижу и боюсь шевельнуться, а надо метнуться стремглав
куда-то, где кто-то будет прав,
где кто-то добрый знает счастья сплав,
даст молот в руки и скажет "твори".

пап, я пожалуй останусь, прижав
всё самое ценное к груди,
поджав ноги и зажав уши,
постараюсь тихо-тихо мимо сознания пройти,
в самую глубину, чтобы узнать, что же там впереди.
только бы смочь захотеть после вылезть наружу.

d.marsova
02aug11